Осенью 1932 года по приглашению министерства культуры СССР Артур Рубинштейн впервые приехал в советскую России и выступил в Большом зале консерватории. В программе были произведения Шопена и три пьесы из балета «Петрушка», редакцию которых Стравинский сделал специально для Рубинштейна. С особым восторгом московская публика приняла незнакомые ей произведения Исаака Альбениса и Мануэля де Фальи, написанные для блистательного пианиста.

Из воспоминаний Артура Рубинштейна:

«Русские очень музыкальны. Они полностью вовлечены в исполнение, со всей душой и сердцем. Они легко увлекаются и приходят в восхищение, но так же легко расстраиваются и разочаровываются. Моя игра чрезвычайно им понравилась, особенно моя интерпретация Шопена и пьес Альбениса, которые были для них новы. Однако, «Петрушка» была прията прохладными вежливыми аплодисментами. Мои бисы – «Наварра» и «Танец огня» де Фальи – вызвали дикий восторг и овации. Пожилой служитель в артистической, который работал там еще с царских времен, сказал мне с глубоким вздохом: "Больше нет ни чая, ни лимона, ни пирожных. Не осталось ничего, ради чего стоит жить". Это была единственная искренняя фраза, которую я услышал за время пребывания в России».

Последняя фраза все же является преувеличением. В Москве Рубинштейн встречался с музыкантами, в том числе со своим давним другом Генрихом Нейгаузом. Кроме того, сам того не ведая, Рубинштейн сыграл решающую роль в судьбе двух выдающихся советских пианистов. В Одессе он слушал игру 13-летнего Эмиля Гилельса: знаменитый музыкант сразу почувствовал в мальчике божественную искру, он поцеловал робкого подростка в обе щеки и записал его имя в записную книжку, чтобы передать Генриху Нейгаузу.

Много лет спустя на приеме в Нью-Йорке к Рубинштейну подошел Святослав Рихтер и сказал: «Я был на вашем концерте в Одессе, когда вы исполняли «Петрушку». Тогда я изучал изобразительное искусство, но ваша игра настолько меня вдохновила, что я решил стать пианистом. В какой-то мере своей карьерой я обязан вам».

С 9 по 24 мая 1933 года при участии Московской филармонии в Большом зале консерватории прошел I Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей. Соревнование проходило по четырем специальностям: фортепиано, скрипка, виолончель и сольное академическое пение. Перед авторитетным жюри, в состав которого вошли А. Гольденвейзер, К. Игумнов, Г. Нейгауз, М. Ипполитов-Иванов и многие другие выступили 103 участника. Победителями стали молодые артисты, впоследствии занявшие прочное положение на советской концертной эстраде: Борис Фишман (скрипка), Герц Цомык и Святослав Кнушевицкий (виолончель), Елена Кругликова, Ольга Леонтьева, Зоя Гайдай (сольное пение). Уже в первой половине сезона 1933/34 Мосфил провел концерты лауреатов.

Главной сенсацией конкурса стал 16-летний Эмиль Гилельс, которому единогласно была присуждена первая премия среди пианистов. Его выступление стало таким экстраординарным событием, что его описание можно найти в воспоминаниях многих современников.

«Хорошо помню, как он играл Парафразу Листа на темы из „Свадьбы Фигаро" Моцарта и как при последней кульминации весь зал встал…», – писала пианистка, участница этого конкурса Мария Гринберг.

«Я уверен — тот, кому посчастливилось тогда быть среди любителей музыки, заполнивших зал Московской консерватории, на всю жизнь сохранил воспоминание об этом дне как одно из ярчайших впечатлений музыкальной жизни тех лет. Жюри было освобождено от необходимости обсуждать вопрос, кому присудить первую премию; после выступления Эмиля Гилельса этот „вопрос" перестал быть „вопросом"», – вспоминал композитор Дмитрий Кабалевский.

В симфонических и камерных концертах первой половины сезона звучало много музыки Дмитрия Шостаковича. Особенности интересны были концерты 9 и 14 декабря, где сам автор солировал в Фортепианном концерте № 1. Публика впервые услышала это сочинение двумя месяцами ранее в Ленинградской филармонии.

В Москве Концерт произвел огромное впечатление, хотя признание молодого автора не было безусловным: «Для одних Шостакович – источник отрицательных суждений: "Архангельский – в музыке; поэт пародирует Бабеля, Гладкова, Жарова, Зорича, Зощенко, Инбер и т.д. и т.д., а Шостакович, не с меньшим талантом, пародирует кого угодно, начиная от Бетховена и кончая, в алфавитом порядке, Стравинским". Но не все думают так: Шостаковича приветствуют как одно из самых ярких молодых дарований <…> Шостакович-пианист не возбуждает сомнений даже у тех, кто далеко не во всем согласен в его сочинениях». /Советская музыка 1934 № 2. Музыкально-критические фрагменты/

В сезоне 1933-1934 в Московской филармонии начал работу Сектор массовой музыкальной пропаганды. Он отвечал за проведение концертов вне филармонических залов – в клубах в разных районах Москвы. Его главной задачей было привлечение новой, по преимуществу рабочей аудитории, и обширная просветительская деятельность: лекции и вступительные слова перед концертами, выставки, рассказывающие о музыкальных произведениях и инструментах симфонического оркестра. Большой любовью публики пользовались слушательские конференции и викторины, с помощью которых закреплялся материал вступительной лекции; активные участники викторин премировали билетами на концерты Большой и Малый залы консерватории.

За сезон 1933/34 Сектор провел колоссальную работу – 150 концертов. Насколько непростой была задача музыкального воспитания рабочей аудитории, стоявшая перед филармонией, говорит хотя бы тот факт, что среди достижений отмечалось: «Слушатели уже не смеются над колоратурным сопрано». В отчетах о работе Сектора также говорится, что солистов часто просили много играть на бис, и то, несомненно, свидетельствует об огромном интересе публики и важности просветительском работы.

10, 11 и 13 мая в Большом зале консерватории прошли концерты оркестра Филармонии под управлением греческого дирижера Димитриса Митропулоса – в скором будущем руководителя Нью-Йоркского филармонического оркестра, а затем оркестра Метрополитен-оперы. Воспитанник Афинской консерватории, он совершенствовал свое мастерство в Брюсселе и в Берлине под руководством Ферруччо Бузони, затем был ассистентом Эриха Клайбера.

В 1930 году в Митропулос с Берлинским филармоническим оркестром исполнил Третий фортепианный концерт Сергея Прокофьева, одновременно солируя и дирижируя из-за клавиатуры – практика, неожиданная для того времени. Тот же опыт дирижер повторил на гастролях в Москве с оркестром Филармонии.

Также в программах звучали сочинения Лало, Шмита, Шумана и Чайковского. В качестве солистов в концертах принимали участие скрипач Самуил Фурер и пианистка Мария Юдина.

11 марта 1935 года Артур Рубинштейн выступил с оркестром Московской филармонии под управлением Йогена Сенкара: в программе был Второй фортепианный концерт Брамса, Шестая симфония Чайковского и увертюра «Бенвенуто Челлини» Берлиоза.

16 марта состоялся сольный концерт Рубинштейна. Прозвучали сочинения Шопена, Листа, Дебюсси и Альбениса.

После этого визита московская публика долгие годы была лишена возможности слышать в концертном зале выдающегося пианиста. Третий раз и последний раз Артур Рубинштейн посетил нашу страну в 1964 году.

В мае 1935 года Москву с посетил выдающийся австрийский пианист Артур Шнабель, по этого выступавшего в Советском союзе в 1925 году.

Несколько лет, предшествующих его советским гастролям, музыкант посвятил Бетховену – он впервые в истории записал полный цикл фортепианных сонат немецкого мастера. Запись была сделана для фирмы His Master's Voice в знаменитой студии грамзаписи Abbey Road в Лондоне на рояле «Бехштейн». Сегодня она доступна в изданиях EMI и Naxos Historical.

Две великие сонаты Бетховена – № 27 «Аппассионат» и № 32 – Артур Шнабель представил в Москве. Вся его программа была посвящена австро-немецкой фортепианной музыке, на протяжении всей жизни занимавшей главное место в его репертуаре. Помимо бетховенских сонат прозвучали Соната си-бемоль мажор Шуберта и Соната си-бемоль мажор Моцарта.

«В этот приезд я слышал первое исполнение в России "Страстей по Иоганну" Баха с полным евангельским текстом в исполнении Русского хора. С музыкальной и художественной точки зрения исполнение было недостаточно удовлетворительным – они прежде никогда не исполняли музыку такого типа и такого стиля – но сила религиозного чувства и экстатичность, с которой русские исполняли свои партии, изумляли».

22 октября филармонический сезон 1935/36 открылся в Большом зале Консерватории. Оркестр филармонии играл под управлением своего главного дирижера Ойгена Сенкара, а в качестве солиста выступил выдающийся скрипач Ефрем Цимбалист.

Сын дирижера Ростовского оперного театра, в 1907 году Цимбалист блестяще окончил Санкт-Петербургскую консерваторию и вошел в историю как один из самых известных представителей скрипичной школы своего учителя Леопольда Ауэра. Международное признание пришло к нему в 1910 году после триумфального исполнения в Вене Скрипичного концерта Чайковского; уже на следующий год Цимбалист дебютировал в США, которые стали его второй родиной.

Скрипичный концерт Чайковского на протяжении всей творческой жизни оставался одним из коронных сочинения в репертуаре Цимбалиста. Именно его услышала и московская публика. Завершив карьеру концертирующего скрипача, Цимбалист неоднократно приезжал в СССР: в 1958–1970 гг. был членом жюри первых четырех Конкурсов имени Чайковского в Москве.

А 22 октября 1935 года во втором отделении прозвучала Первая симфония 32-летнего Арама Хачатуряна, в тот момент – аспиранта Московской консерватории в классе Николая Мясковского. Годом раньше молодой композитор представил симфонию на выпускном экзамене в консерватории. О том, насколько высокую оценку она заслужила в профессиональном сообществе красноречиво говорит то, что через сочинение было включено в программу-открытие филармонического сезона.

Интересно, что главное место в программа Коутса занимала музыка русских композиторов – как мастеров старшего поколения, так и молодых советских авторов. В его интерпретации прозвучали «Поэма экстаза» Скрябина, «Петрушка» Стравинского, Четвертый фортепианный концерт Рахманинова (солист – Константин Игумнов), Классическая симфония Прокофьева, Фортепианный концерт № 1 Шостаковича (солист – автор), Симфония № 2 Кабалевского, Сюита из музыки к фильму «Гроза» Щербачёва. В одной из программ принял участие Генрих Нейгауз, он солировал в Первом фортепианном концерте Листа.

Филармонический сезон 1936/37 открылся 5 октября Большом зале консерватории, до отказа наполненном публикой: это был первый концерт масштабного Бетховенского цикла и первое выступление только что созданного коллектива – Государственного симфонического оркестра СССР (ныне – Госоркестр России имени Е. Ф. Светланова). Появление в музыкальной жизни столицы нового и очень крупного игрока – в составе коллектива было 130 профессиональных музыкантов – стало огромным событием.

Концерт открылся «Интернационалом», исполненным под управлением первого главного дирижера Госоркестра Александра Гаука. Обладая чрезвычайно широким и разнообразным репертуаром, Гаук был прирожденным дирижером-педагогом, и этим оказался особенно ценен для молодого коллектива. Уже в 1937 году оркестр был одним из основных участников первой Декады советской музыки, а сентябре 1938 года вынес на своих плечах огромную нагрузку, участвуя во Всесоюзном конкурсе дирижеров.

В основной программе были две симфонии Бетховена – Первая и Третья. дирижировал знаменитый австрийский дирижер Эрих Клайбер. «Первый симфонический концерт Филармонии, блестяще проведенный Клайбером, – хорошее начало – половина дела, – как гласит старая поговорка. Будет надеяться, что Гос. филармония с честью выполнит взятые на себя обязательства перед большой советской аудиторией, которая лучше чем кто бы то ни было и где бы то ни было умеет ценить подлинное искусство и подлинное мастерство», – писал Георгий Хубов в «Советской музыке»

Честь провести первый концерт новообразованного Государственного оркестр СССР была доверена знаменитому австрийскому дирижеру Эриху Клайберу.

С начала 1920-х годов он работал в Германии, но после прихода к власти нацистов, Клайбер покинул страну. Вторую половину 1930-х Клайбер провел в гастрольных «скитаниях» по Европе, а в 1936 году получил аргентинское гражданство.

Первая и Третья симфонии Бетховена в его исполнении в Москве были приняты с восхищением.

«Клайбер – не только замечательный мастер-дирижер. Он – прежде всего – глубокий музыкант большой культуры, воспитанный на лучших образцах классического наследия музыкального искусства. <…> Мастерство Клайбера и в могучих нарастающих ярких оркестровых звучаниях, и в тончайших нюансах «мелких штрихов» проявляется в равной мере свободно, сильно и точно. Пластический жест Клайбера – прост и выразителен – без тени манерности и сентиментальных преувеличений. В его скупых, временами лаконичных движениях сконцентрирована огромная волевая творческая энергия.

«Советская аудитория любит и чтит Бетховена, хорошо понимает и ценит его лучшие произведения. <…> Эрих Клайбер, начав бетховенский цикл, взял на себя ответственную задачу. В своем первом концерте он с этой задаче справился блестяще, раскрыв с огромной убеждающей силой – могучий творческий облик Бетховена. <…> Суровая мужественность и могучая страстность сочетаются в его интерпретации бетховенской героики. Огромное внутреннее напряжение заражает и увлекает всю аудиторию. И непосредственное воздействие его исполнения тем сильнее, чем больше стремится дирижер подчинить свой стихийный темперамент суровой логике "железного" бетховенского ритма». /Георгий Хубов. Праздник симфонической музыки. Советский музыка, 1936 № 11/

29 октября, 5 и 6 ноября в Большом зале консерватории состоялись концерты Госоркестра под управлением Отто Клемперера. Прозвучали сочинения Бетховена, Брамса, Вагнера и Дебюсси.

Вот что рассказывает о репетициях и концертных выступлениях будущий главный дирижер оркестра Московской филармонии Кирилл Кондрашин:

«Клемперер дирижировал всегда без подставки, потому что был гигантского роста. Помню: на нем большие черные очки в роговой оправе. Он как бы нависает над оркестром и буквально гипнотизирует его. Репетировал он очень интересно, в основном отделывая форму произведения. <…> репетиции Клемперера были похожи на концерты. Он был настолько темпераментен, что загорался сам и не мог с собой совладать, — дирижировал в полную силу».

В 1937 году появился еще один государственный коллектив – Государственный духовой оркестр СССР. Он был создан выдающимся тромбонистом, дирижером и композитором, профессором Московской консерватории Владиславом Блажевичем (1881–1942), который возглавлял оркестр до 1939 года.

Коллектив с большим успехом выступал на филармонической сцене и гастролировал по стране. Его богатый репертуар включал переложения многих сочинений русской и европейской классики. С оркестром выступали выдающиеся академический солисты – инструменталисты и певцы.

В августе 1938 года был образован хор Московской филармонии. Художественным руководителем нового коллектива стал Геннадий Лузенин – недавний выпускник Московской консерватории, воспитанник Павла Чеснокова. Пост хормейстера занял 27-летний Клавдий Птица, только что завершивший учебу в консерватории в классе Георгия Дмитриевского и продолжавшего занятия в аспирантуре. Ему суждено было стать одним из крупнейших отечественных мастеров хорового дела; начав свой творческий путь в Хоре Московской филармонии, затем он более 30 лет (1950–1983) возглавлял Академический Большой хор Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Иная судьба ждала Геннадия Лузенина: в начале Великой Отечественной войны он добровольцем ушел на фронт, попал в немецкий плен и в 1943 году был расстрелян.

Хор филармонии выступал с самостоятельными хоровыми программами, а также участвовал в исполнении крупных вокально-симфонических произведений.

Профессор Московской консерватории Константин Игумнов посвятил первое отделение концерта фортепианной музыке своих современников Танеева, Метнера и Скрябина, созданной в конце XIX – начале ХХ вв. Во втором отделении 65-летний мэтр выступил с двумя молодыми музыкантами, лауреатами Всесоюзного конкурса Давидом Ойстрахом и Святославом Кнушевицким.

Первое отделение:

Танеев – Прелюдия фа мажор

Метнер – Соната ля минор ор. 38

Скрябин – Экспромт фа-диез мажор ор. 12

Три мазурки ор. 25

Поэма фа-диез мажор ор. 32

Четыре этюда (из ор. 8 и ор. 42)

Соната-фантазия ор. 19

Второе отделение:

Чайковский – трио для фортепиано, скрипки и виолончели

Программу концерта 18 мая Владимир Софроницкий полностью посвятил музыке Александра Скрябина. Нельзя не обратить внимание, какое важное место в репертуаре пианистов того времени занимали скрябинские сочинения. Так, 7 мая они звучали в концерте Константина Игумнова; интересно, что московская публика имела возможность с разницей в 10 дней услышать Сонату-фантазию ор. 19 в интерпретации двух выдающихся пианистов современности.

Первое отделение:

Два экспромта

Две прелюдии

Третья соната

Восемь этюдов ор. 8

Второе отделение:

Соната-фантазия ор. 19

Две прелюдии ор. 27

Две поэмы ор. 32

Четвертая соната

Поэма ор. 59

Загадка ор. 52

Нюансы

Танец томления

Сатаническая поэма

В сезоне 1939/40 Генрих Нейгауз представил в Малом зале консерватории цикл из семи концертов «Сонаты Бетховена». Она всегда занимали в репертуаре и педагогической деятельности пианиста важнейшее место, однако концертная серия этого сезона ­– уникальный случай, когда Нейгауз исполнял бетховенские сонаты циклом.

Во втором концерте цикла прозвучали сонаты №№ 4 (ор. 7), 8 (ор. 13), 28 (ор. 101) и 29 (ор. 106).

Из воспоминаний Генриха Нейгауза:

«Когда мне было лет 17—18 (это было летом в чудесной деревне Полтавской губернии Мануйловке, впоследствии прославившейся, так как там часто отдыхал М. Горький), я впервые принялся за изучение труднейшей сонаты Бетховена — ор. 106 B-dur, Hammerklavier, с фугой. Принялся я за это очень рьяно, и если не играл ее, то все время о ней думал – на прогулках, во время купанья, сидя за обеденным столом... Укладываясь спать, я клал сонату на стул рядом со свечой (электричества тогда в Мануйловке еще не было) и читал ее до тех пор, пока сон меня не одолевал. Во время сна соната мне снилась, и бывало так, что я вдруг «застревал» в фуге во сне, не знал — как и что дальше. Это причиняло мне, очевидно, такое беспокойство, что я просыпался, зажигал свечку, брал ноты и читал фугу с того места, где я застрял. Потом опять засыпал. Бывало это не раз. В результате такой «работы» я выучил всю сонату наизусть ровно в шесть дней, а для такой вещи это срок минимальный».